Галактический Ковчег

Дата: Воскресенье, 2014-05-25, 3:47 PM | Сообщение # 1

Хранитель Ковчега

Группа: Модераторы

Сообщений: 7474

Статус: Offline

Нравственные письма к Луцилию
Луций Анней Сенека

"Нравственные письма к Луцилию" - итоговая философская книга Сенеки, написанная им в конце жизни. Сенека учит Луцилия освобождению философическому и нравственному, освобождению от страха смерти, ненужного честолюбия, неправильных мнений.

***********

ЛУЦИЙ СЕНЕКА (4 до н. э. - 65 н. э.)

Доступно только для пользователей

Подумалось, возможно у читателей писем Сенеки появится желание сотворчества по теме. Можно озвучить какую-либо из особо понравившихся мыслей философа в новых стихах, четверостишиях, плэйкастах, коллажах или притчах!

Прогулки с Сенекой

Привет с Волшебного острова Эхо!
остров

Дата: Воскресенье, 2014-05-25, 3:48 PM | Сообщение # 2

Хранитель Ковчега

Группа: Модераторы

Сообщений: 7474

Статус: Offline

Письмо I

Сенека приветствует Луцилия!

Так и поступай, мой Луцилий! Отвоюй себя для себя самого, береги и копи время, которое прежде у тебя отнимали или крали, которое зря проходило. Сам убедись в том, что я пишу правду: часть времени у нас отбирают силой, часть похищают, часть утекает впустую. Но позорнее всех потеря по нашей собственной небрежности. Вглядись-ка пристальней: ведь наибольшую часть жизни тратим мы на дурные дела, немалую – на безделье, и всю жизнь – не на те дела, что нужно.

Укажешь ли ты мне такого, кто ценил бы время, кто знал бы, чего стоит день, кто понимал бы, что умирает с каждым часом? В том-то и беда наша, что смерть мы видим впереди; а большая часть ее у нас за плечами, – ведь сколько лет жизни минуло, все принадлежат смерти. Поступай же так, мой Луцилий, как ты мне пишешь: не упускай ни часу. Удержишь в руках сегодняшний день – меньше будешь зависеть от завтрашнего. Не то, пока будешь откладывать, вся жизнь и промчится.

Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владенье природа, но и его кто хочет, тот и отнимает. Смертные же глупы: получив что-нибудь ничтожное, дешевое и наверняка легко возместимое, они позволяют предъявлять себе счет; а вот те, кому уделили время, не считают себя должниками, хотя единственно времени и не возвратит даже знающий благодарность.

Быть может, ты спросишь, как поступаю я, если смею тебя поучать? Признаюсь чистосердечно: как расточитель, тщательный в подсчетах, я знаю, сколько растратил. Не могу сказать, что не теряю ничего, но сколько теряю, и почему, и как, скажу и назову причины моей бедности. Дело со мною обстоит так же, как с большинством тех, кто не через собственный порок дошел до нищеты; все меня прощают, никто не помогает.

Ну так что ж? По-моему, не беден тот, кому довольно и самого малого остатка. Но ты уж лучше береги свое достояние сейчас: ведь начать самое время! Как считали наши предки поздно быть бережливым, когда осталось на донышке1. Да к тому же остается там не только мало, но и самое скверное.

Будь здоров.

Привет с Волшебного острова Эхо!
остров

Дата: Понедельник, 2014-05-26, 12:13 PM | Сообщение # 3

Хранитель Ковчега

Группа: Модераторы

Сообщений: 7474

Статус: Offline

Письмо II

Сенека приветствует Луцилия!

И то, что ты мне писал, и то, что я слышал, внушает мне на твой счет немалую надежду. Ты не странствуешь, не тревожишь себя переменою мест. Ведь такие метания – признак больной души. Я думаю, первое доказательство спокойствия духа – способность жить оседло и оставаться с самим собою.

Но взгляни: разве чтенье множества писателей и разнообразнейших книг не сродни бродяжничеству и непоседливости? Нужно долго оставаться с тем или другим из великих умов, питая им душу, если хочешь извлечь нечто такое, что в ней бы осталось. Кто везде – тот нигде. Кто проводит жизнь в странствиях, у тех в итоге гостеприимцев множество, а друзей нет. То же самое непременно будет и с тем, кто ни С одним из великих умов не освоится, а пробегает все второпях и наспех.

Не приносит пользы и ничего не дает телу пища, если ее извергают, едва проглотивши. Ничто так не вредит здоровью, как частая смена лекарств. Не зарубцуется рана, если пробовать на ней разные снадобья. Не окрепнет растение, если часто его пересаживать. Даже самое полезное не приносит пользы на лету. Во множестве книги лишь рассеивают нас. Поэтому, если не можешь прочесть все, что имеешь, имей столько, сколько прочтешь – и довольно.

"Но, – скажешь ты, – иногда мне хочется развернуть эту книгу, иногда другую". – Отведывать от множества блюд признак пресыщенности, чрезмерное же разнообразие яств не питает, но портит желудок. Потому читай всегда признанных писателей, а если вздумается порой отвлечься на другое, возвращайся к оставленному. Каждый день запасай что-нибудь против бедности, против смерти, против всякой другой напасти и, пробежав многое, выбери одно, что можешь переварить сегодня.

Я и сам так делаю: из многого прочитанного что-нибудь одно запоминаю. Сегодня вот на что натолкнулся я у Эпикура (ведь я частенько перехожу в чужой стан, не как перебежчик, а как лазутчик): "Веселая бедность, – говорит он, – вещь честная". Но какая же это бедность, если она веселая? Беден не тот, у кого мало что есть, а тот, кто хочет иметь больше. Разве ему важно, сколько у него в ларях и в закромах, сколько он пасет и сколько получает на сотню, если он зарится на чужое и считает не приобретенное, а то что надобно еще приобрести? Ты спросишь, каков предел богатства? Низший – иметь необходимое, высший – иметь столько, сколько с тебя довольно.

Будь здоров.

Привет с Волшебного острова Эхо!
остров

Дата: Понедельник, 2014-05-26, 9:23 PM | Сообщение # 4

Хранитель Ковчега

Группа: Модераторы

Сообщений: 7474

Статус: Offline

Раз уж предложила сотворчество с мудрецом Сенекой, сама и начну, не спеша и по-немногу...
Буду рада, есть кто-нибудь поддержит начинание, подскажет что-либо.
А как будет плыть этот кораблик с древне-юными посланиями по морям и океанам, мне пока неизвестно.

СЕНЕКА 21 века - реминисценции по темам писем.

письмо 1

Удержишь штурвал свой надежно в руках,
Удержишь сегодняшний день от растраты, -
И меньше зависеть ты станешь, и крах
Минует тебя, и тоска, и заплаты.

Копи жизни время, не трать понапрасну,
Его отнимают, но ты сохраняй
Для жизни души, пусть свободно и ясно
Живет, а иначе - себе и пеняй!

А станешь откладывать, - жизнь и промчится,
Едва ли успеешь понять, жил зачем?
Как зерна минутки сбирай, по крупицам.
Придется однажды покинуть тотем!

Все в долг нам даруется, время лишь - наше!
Но тратим порой на безделье его,
Сокровище жизни... с пустою поклажей
Приходим, когда уже все решено...

Не думай, что смерть впереди поджидает,
Она позади, - каждый прожитый год
Ей отдан на милость, но тот побеждает,
Кто ищет в себе мысли зоркой восход.

Письмо 2

Читаешь ты много? Не стань же бродягой,
Писателей сколько! Но друга найди,
Такого, чьей щедростью, смелостью взгляда
Ты станешь умом и душою расти.

Зачем путешествовать долго, останься
Собою самим, средоточье храня,
К прекрасной идее умом возвращайся,
А самое лучшее - в сердце друзья.

"И беден не тот, у кого денег мало,
А тот, кто иметь хочет больше других", -
Слова Эпикура, а мысль убежала,
Жемчужиной став мировых кладовых.
26.05.14 Ровинь

Привет с Волшебного острова Эхо!
остров

Сообщение отредактировал Белоснежка - Вторник, 2014-05-27, 9:59 AM

nasto-0-8

Дата: Среда, 2014-05-28, 2:33 AM | Сообщение # 5

Хранитель Ковчега

Группа: Модераторы

Сообщений: 381

Статус: Offline

Замечательная работа, Феано!
Сенека 21-ого века - вопрос особенный!

А мне галактические сказки в какой раздел писать?:)

Линькова Вера Петровна.
Я Вас приветствую, КОВЧЕГ!

Дата: Среда, 2014-05-28, 10:41 AM | Сообщение # 6

Ковчег

Группа: Администраторы

Сообщений: 18799

Статус: Offline

Верочка, рада тебе, дорогая!
Галактические сказки в той же теме, где они родились на борту -
http://kovcheg.ucoz.ru/forum/129-2003

Эта тема - приглашение всем авторам к сотворчеству с Сенекой!!
В первом сообщении прозвучало приглашение
smile

Письмо III

Сенека приветствует Луцилия!

Ты пишешь, что письма для передачи мне отдал другу, а потом предупреждаешь, чтобы не всем, тебя касающимся, я с ним делился, потому что и сам ты не имеешь обыкновения делать так. Выходит, в одном письме ты и признаешь, и не признаешь его своим другом. Ладно еще, если ты употребил это слово как расхожее и назвал его "другом" так же, как всех соискателей на выборах мы называем "доблестными мужами", или как встречного если не можем припомнить его имени, приветствуем обращением "господин".

Но если ты кого-нибудь считаешь другом и при этом не веришь ему, как самому себе, значит, ты заблуждаешься и не ведаешь, что есть истинная дружба. Во всем старайся разобраться вместе с другом, но прежде разберись в нем самом. Подружившись, доверяй, суди же до того, как подружился. Кто вопреки наставлению Феофраста "судит, полюбив, вместо того, чтобы любить, составив суждение"1, те путают, что должно делать раньше, что позже. Долго думай, стоит ли становиться другом тому или этому, но решившись, принимай друга всей душой и говори с ним так же смело, как с собою самим.

Живи так, чтобы и себе самому не приходилось признаваться в чем-нибудь, чего нельзя доверить даже врагу. но раз есть вещи, которые принято держать в тайне, делись лишь с другом всеми заботами, всеми мыслями. Будешь считать его верным – верным и сделаешь. Нередко учат обману тем, что обмана боятся, и подозрениями дают право быть вероломным. Почему не могу я произнести те или иные слова в присутствии друга? Почему мне не думать, что в его присутствии я все равно что наедине с собой?

Одни первому встречному рассказывают о том, что можно поведать только другу, и всякому, лишь бы он слушал, выкладывают все, что у них накипело. Другом боязно, чтобы и самые близкие что-нибудь о них знали; эти, если бы могли, сами себе не доверяли бы, потому они и держат все про себя. Делать не следует ни так, ни этак: ведь порок – и верить всем, и никому не верить, только, я сказал бы, первый порок благороднее, второй – безопаснее.

Точно так же порицанья заслуживают и те, что всегда обеспокоены, и те, что всегда спокойны. Ведь и страсть к суете признак не деятельного, но мятущегося в постоянном возбуждении духа, и привычка считать каждое движение тягостным – признак не безмятежности, но изнеженности и распущенности.

Поэтому удержи в душе слова, которые вычитал я у Помпония2: "Некоторые до того забились во тьму, что неясно видят все освещенное". Все должно сочетаться: и любителю покоя нужно действовать, и деятельному – побыть в покое. Спроси совета у природы: она скажет тебе, что создала и день и ночь.

Будь здоров.

**************

И верить всем, и никому не верить -
Пороки,
Благородней, все же - первый.
Старайся и с собой не лицемерить,
И другу стать опорой жизни верной.

Обманчивый боится подозрений,
А темному и в ясном свете мрак.
Не будь рабом толпы, расхожих мнений,
Тогда не обличит тебя и враг.
28.05.14

Желаю Счастья! Сфера сказочных ссылок

Дата: Четверг, 2014-05-29, 10:08 AM | Сообщение # 7

Хранитель Ковчега

Группа: Модераторы

Сообщений: 7474

Статус: Offline

Письмо IV

Сенека приветствует Луцилия!

Упорно продолжай то, что начал, и поспеши сколько можешь, чтобы подольше наслаждаться совершенством и спокойствием твоей души. Есть наслаждение и в том, чтобы совершенствовать ее, чтобы стремиться к спокойствию; но совсем иное наслаждение ты испытаешь, созерцая дух, свободный от порчи и безупречный.

Ты, верно, помнишь, какую радость испытал ты, когда, сняв претексту*, надел на себя мужскую тогу и был выведен на форум? Еще большая: радость ждет тебя, когда ты избавишься от ребяческого нрава и философия запишет тебя в число мужей. Ведь и до сей поры остается при нас уже не ребяческий возраст, но, что гораздо опаснее, ребячливость. И это – тем хуже, что нас чтут как стариков, хотя в нас живут пороки мальчишек, и не только мальчишек, но и младенцев; ведь младенцы боятся вещей пустяшных, мальчишки – мнимых, а мы – и того и другого.

Сделай шаг вперед – и ты поймешь, что многое не так страшно как раз потому, что больше всего пугает. Никакое зло не велико, если оно последнее. Пришла к тебе смерть? Она была бы страшна, если бы могла оставаться с тобою, она же или не явится, или скоро будет позади, никак не иначе.

"Нелегко, – скажешь ты, – добиться, чтобы дух презрел жизнь". – Но разве ты не видишь, по каким ничтожным причинам от нее с презреньем отказываются? Один повесился перед дверью любовницы, другой бросился с крыши, чтобы не слышать больше, как бушует хозяин, третий, пустившись в бега, вонзил себе клинок в живот, только чтобы его не вернули. Так неужели, по-твоему, добродетели не под силу то, что делает чрезмерный страх? Спокойная жизнь – не для тех, кто слишком много думает о ее продлении, кто за великое благо считает пережить множество консульств.

Каждый день размышляй об этом, чтобы ты мог равнодушно расстаться с жизнью, за которую многие цепляются и держатся, словно уносимые потоком – за колючие кусты и острые камни. Большинство так и мечется между страхом смерти и мученьями жизни; жалкие, они и жить не хотят, и умереть не умеют.

Сделай же свою жизнь приятной, оставив всякую тревогу о ней. Никакое благо не принесет радости обладателю, если он в душе не готов его утратить, и всего безболезненней утратить то, о чем невозможно жалеть, утратив. Поэтому укрепляй мужеством и закаляй свой дух против того, что может произойти даже с самыми могущественными.

Смертный приговор Помпею вынесли мальчишка и скопец, Крассу – жестокий и наглый парфянин3. Гай Цезарь4 приказал Лепиду подставить шею под меч трибуна Декстра – и сам подставил ее под удар Хереи. Никто не был так высоко вознесен фортуной, чтобы угрозы ее были меньше ее попустительства. Не верь затишью: в один миг море взволнуется и поглотит только что резвившиеся корабли.

Подумай о том, что и разбойник и враг могут приставить тебе меч к горлу. Но пусть не грозит тебе высокая власть любой раб волен распоряжаться твоей жизнью и смертью. Я скажу так: кто презирает собственную жизнь, тот стал хозяином твоей. Вспомни пример тех, кто погиб от домашних козней, извещенный или силой, или хитростью, – и ты поймешь, что гнев рабов погубил не меньше людей, чем царский гнев. Так какое тебе дело до могущества того, кого ты боишься, если то, чего ты боишься, может сделать всякими?

Вот ты попал в руки врага, и он приказал вести тебя на смерть. Но ведь и так идешь ты к той же цели! Зачем же ты обманываешь себя самого, будто лишь сейчас постиг то, что всегда с тобой происходило? Говорю тебе: с часа твоего рождения идешь ты к смерти. Об этом должны мы думать и помнить постоянно, если хотим безмятежно дожидаться последнего часа, страх перед которым лишает нас покоя во все остальные часы.

А чтобы мог я закончить письмо, – узнай, что приглянулось мне сегодня (и это сорвано в чужих садах): "Бедность, сообразная закону природы, – большое богатство". Знаешь ты, какие границы ставит нам этот закон природы? Не терпеть ни жажды, ни голода, ни холода. А чтобы прогнать голод и жажду, тебе нет нужды обивать надменные пороги, терпеть хмурую спесь или оскорбительную приветливость, нет нужды пытать счастье в море или идти следом за войском. То, чего требует природа, доступно и достижимо, потеем мы лишь ради избытка.

Ради него изнашиваем мы тогу, ради него старимся в палатках лагеря, ради него заносит нас на чужие берега. А то, чего с нас довольно, у нас под рукой. Кому и в бедности хорошо, тот богат.

Будь здоров.

*******
Письмо 4

Мир нацелен к благу так, как надо:
Все дает Природа, чтобы мы
Не страдали жаждой иль от хлада, -
Для избытка ж трудятся умы.

((()))

К спокойствию души стремишься ты,
Ребячливость и страхи победив,
Но есть и наслаждения сады -
Полет свободный духа среди нив...

Был счастлив, когда, с тела сняв претексту*,
Одел мужскую тогу и ступил
На форум, ощутив значенье места
И времени, - философ полный сил!

Но в нас живут пороки детских страхов,
Иди навстречу страху своему,
Он растворится, он подобен праху,
А смерть придет, скажи - тебя приму!

Она же... иль пройдет, оставшись в прошлом,
Иль вовсе позабудет о тебе,
Пока силен твой дух, ей слишком сложно
Приблизиться, ты верь своей судьбе.

Не убегай от смерти, с ней встречаясь,
Но и спасенья не ищи ты в ней.
Жизнь ярче и сильнее оказалась,
Ее награды отвоюй, сумей!

В одно мгновенье может шторм нагрянуть,
Так будь готов все разом потерять,
Идешь с рожденья к смерти, но отвагу,
Достоинство ты должен сохранять.

* Претекста – тога с пурпурной каймой, которую римлянин торжественно снимал в день совершеннолетия и облачался в мужскую тогу без украшений. После этого родители вели его на Форум, а затем – на Капитолий, где его заносили в списки граждан. Возраст совершеннолетия в эпоху Сенеки – 15 лет.

Привет с Волшебного острова Эхо!
остров

Сообщение отредактировал Белоснежка - Четверг, 2014-05-29, 10:11 AM

Дата: Воскресенье, 2014-06-01, 10:33 AM | Сообщение # 8

Администратор

Группа: Администраторы

Сообщений: 6928

Статус: Offline

Письмо V

Сенека приветствует Луцилия!

Я радуюсь твоему упорству в занятиях и рвению, которое побуждает тебя, забросив все, только о том и стараться, чтобы с каждым днем становиться все лучше, и хвалю тебя за них. Будь и впредь так же упорен, тут я не только поощряю тебя, но и прошу. Об одном лишь хочу предупредить тебя: не поступай подобно тем, кто желает не усовершенствоваться, а только быть на виду, и не делай так, чтобы в одежде твоей или в образе жизни что-нибудь бросалось в глаза.

Избегай появляться неприбранным, с нестриженной головой и запущенной бородой, выставлять напоказ ненависть к серебру, стелить постель на голой земле, – словом, всего, что делается ради извращенного удовлетворения собственного тщеславия. Ведь само имя философии вызывает достаточно ненависти, даже если приверженцы ее ведут себя скромно; что же будет, если мы начнем жить наперекор людским обычаям? Пусть изнутри мы будем иными во всем – снаружи мы не должны отличаться от людей.

Пусть не будет блистательной тога – но и грязной тоже; пусть не для нас серебряная утварь с украшениями из литого золота – но не надо считать лишь отсутствие золота и серебра свидетельством умеренности. Будем делать все, чтобы жить лучше, чем толпа, а не наперекор толпе, иначе мы отпугнем от себя и обратим в бегство тех, кого хотим исправить. Из страха, что придется подражать нам во всем, они не пожелают подражать нам ни в чем – только этого мы и добьемся.

Первое, что обещает дать философия, – это умение жить среди людей, благожелательность и общительность; но несходство с людьми не позволит нам сдержать это обещание. Позаботимся же, чтобы то, чем мы хотим вызвать восхищение, не вызывало смеха и неприязни. Ведь у нас нет другой цели, как только жить в согласии с природой. Но противно природе изнурять свое тело, ненавидеть легко доступную опрятность, предпочитая ей нечистоплотность, избирать пищу не только дешевую, но и грубую и отвратительную.

Только страсть к роскоши желает одного лишь изысканного, – но только безумие избегает недорогого и общеупотребительного. Философия требует умеренности – не пытки; а умеренность не должна быть непременно неопрятной. Вот мера, которая мне по душе: пусть в нашей жизни сочетаются добрые нравы с нравами большинства, пусть люди удивляются ей, но признают.

"Как же так? Неужто и мы будем поступать, как все прочие, и между ними и нами не будет никакого различия?" Будет, и очень большое. Пусть тот, кто приглядится к нам ближе, знает, насколько отличаемся мы от толпы. Пусть вошедший в наш дом дивится нам, а не нашей посуде. Велик тот человек, кто глиняной утварью пользуется как серебряной, но не менее велик и тот, кто серебряной пользуется как глиняной. Слаб духом тот, кому богатство не по силам.

Но хочу и сегодня поделиться с тобой моим небольшим доходом: я нашел у нашего Гекатона1, что покончить со всеми желаниями полезно нам для исцеления от страха. "Ты перестанешь бояться, – говорит он, – если и надеяться перестанешь". Ты спросишь, как можно уравнивать столь разные вещи. Но так оно и есть, мой Луцилий: хотя кажется, что между ними нет ничего общего, на самом деле они связаны. Как одна цепь связывает стража и пленного, так страх и надежда, столь несхожие между собой, приходят заодно: вслед за надеждой является страх.

Я и не удивляюсь этому: ведь оба они присущи душе неуверенной, тревожимой ожиданием будущего. А главная причина надежды и страха – наше неуменье приноравливаться к настоящему и привычка засылать наши помыслы далеко вперед. Так предвиденье, величайшее из данных человеку благ, оборачивается во зло.

Звери бегут только при виде опасностей, а убежав от них, больше не испытывают страха. Нас же мучит и будущее и прошедшее. Из наших благ многие нам вредят: так память возвращает нас к пережитым мукам страха, а предвиденье предвосхищает муки будущие. И никто не бывает несчастен только от нынешних причин.

Будь здоров.

Руми

Дата: Воскресенье, 2014-06-01, 1:00 PM | Сообщение # 9

Хранитель Ковчега

Группа: Модераторы

Сообщений: 1498

Статус: Offline

Письмо 5

Ты в философии немало преуспел,
Похвален труд души, прекрасное занятье!
Чередованье упражнений в ходе дел
Укрепит дух, но появляйся в скромном платье
Среди людей, остерегайся выделяться,
Философ внутренне иной, ты знаешь это.
Так не отпугивай и тех, кто, может статься,
Возьмет пример, направит мысли свои к свету.

Цель у философа - согласие с природой,
Благожелательное к людям отношенье,
Пусть не всегда тебя поймут среди народа,
Не опасайся осуждающего мненья.

И будь умеренным, цени же прежде - меру!
Пусть нравы добрые умеют сочетаться
И с общепринятыми нравами и верой,
Но не пытайся же толпе уподобляться!

Скажу и то, что
страх с надеждой - страж и пленник,
Так крепко связаны. Ты изживи надежды,
И тем избавишься от страха - откровенье
Сие нашел у Гекатона я.
Но прежде,
Чем завершить письмо, скажу тебе о том,
Что благо злом бывает, память, например.
Она усиливает страх, что был в былом,
И озабочена предусмотреньем мер.

Смотри-ка, звери не терзаются от страха,
Хоть ежедневно смерть глядится им в глаза,
И не мешает память даже черепахе,
Неторопливую не тронет и гроза...

Суфизм - религия Любви

Дата: Понедельник, 2014-06-02, 4:56 PM | Сообщение # 10

Ковчег

Группа: Администраторы

Сообщений: 18799

Статус: Offline

Торжественно плывет к закату солнце,
И тонет в синедонных облаках
Души, как в заколдованном колодце,
Чтоб утром мир приветствовать в шелках
Зари волшебной - мудрости сердечной,
Подаренной Сенекою векам!
Не увлекись приманками беспечно,
Беги за солнцем по златым строкам.

Письмо VI

Сенека приветствует Луцилия!

Я понимаю, Луцилий, что не только меняюсь к лучшему, но и становлюсь другим человеком. Я не хочу сказать, будто во мне уже нечего переделывать, да и не надеюсь на это. Как может больше не быть такого, что надо было бы исправить, поубавить или приподнять? Ведь если душа видит свои недостатки, которых прежде не знала, это свидетельствует, что она обратилась к лучшему. Некоторых больных надо поздравлять и с тем, что они почувствовали себя больными.

Я хочу, чтобы эта так быстро совершающаяся во мне перемена передалась и тебе: тогда я бы еще крепче поверил в нашу дружбу – истинную дружбу, которой не расколют ни надежда, ни страх, ни корысть, такую, которую хранят до смерти, ради которой идут на смерть.

Я назову тебе многих, кто лишен не друзей, но самой дружбы. Такого не может быть с теми, чьи души объединяет общая воля и жажда честного. Как же иначе? Ведь они знают, что тогда у них все общее, особенно невзгоды. Ты и представить себе не можешь, насколько каждый день, как я замечаю, движет меня вперед.

"Но если ты что нашел и узнал его пользу по опыту, поделись со мною!" – скажешь ты. – Да ведь я и сам хочу все перелить в тебя и, что-нибудь выучив, радуюсь лишь потому, что смогу учить. И никакое знание, пусть самое возвышенное и благотворное, но лишь для меня одного, не даст мне удовольствия. Если бы мне подарили мудрость, но с одним условием: чтобы я держал ее при себе и не делился ею, – я бы от нее отказался. Любое благо нам не на радость, если мы обладаем им в одиночку.

Пошлю я тебе и книги, а чтобы ты не тратил труда на поиски вещей полезных, сделаю пометки, по которым ты сразу найдешь все, что я одобряю и чем восхищаюсь. Но больше пользы, чем слова, принесли бы тебе живой голос мудрецов и жизнь рядом с ними. Лучше прийти и видеть все на месте, во-первых, потому, что люди верят больше глазам, чем ушам1, во-вторых, потому, что долог путь наставлений, краток и убедителен путь примеров.

Не стал бы Клеанф точным подобьем Зенона2, если бы он только слышал его. Но ведь он делил с ним жизнь, видел скрытое, наблюдал, живет ли Зенон в согласии со своими правилами. И Платон, и Аристотель3, и весь сонм мудрецов, которые потом разошлись в разные стороны, больше почерпнули из нравов Сократа, чем из слов его. Метродора и Гермарха, и Полнена4 сделали великими людьми не уроки Эпикура, а жизнь с ним вместе. Впрочем, зову я тебя не только ради той пользы, которую ты получишь, но и ради той, которую принесешь; вдвоем мы больше дадим друг другу.

Кстати, за мной ежедневный подарочек. Вот что понравилось мне нынче у Гекатона: "Ты спросишь, чего я достиг? Стал самому себе другом!" Достиг он немалого, ибо теперь никогда не останется одинок. И знай: такой человек всем будет другом.

Будь здоров.

((()))

Письмо 6

Меняюсь к лучшему, и радуюсь тому!
В любом из нас найдешь пороки, недостатки,
Всегда есть место приложения уму,
Хоть не всегда попытки выздороветь сладки.
Но осознание себя больным - вот шаг
К выздоровлению души.
С тобою дружба
Меняет жизнь мою, чему я очень рад,
Хочу тебе дарить все то, что сердцу нужно.
А одному владеть богатством - для чего!?
Когда б сказали мне, мудрейшим стану я,
Коль сохраню то Знанье в тайне - ни за что!
Делиться лучшим - это счастье для меня!

Но слышать мало мудреца, с ним надо жить,
Да тем и славен наш Сократ, учил примером,
Словами можно разве душу напоить,
Жизнь учит опытом, воспитывая мерой.

Вот, что сегодня я нашел у Гекатона:
"Что я достиг? Себе стал другом и законом."
Прекрасно сказано, такой-то человек
Любому другом может стать на целый век.

Желаю Счастья! Сфера сказочных ссылок

Дата: Вторник, 2014-06-03, 11:41 AM | Сообщение # 11

Ковчег

Группа: Администраторы

Сообщений: 18799

Статус: Offline

Письмо VII

Сенека приветствует Луцилия!

Ты спрашиваешь, чего тебе следует больше всего избегать? Толпы? Ведь к ней не подступиться без опасности! Признаюсь тебе в своей слабости: никогда не возвращаюсь я таким же, каким вышел. Что я успокоил, то вновь приходит в волнение, что гнал от себя – возвращается. Как бывает с больными, когда долгая слабость доводит их до того, что они и выйти не могут без вреда для себя, так случается и с нами, чьи души выздоравливают после долгого недуга.

Нет врага хуже, чем толпа, в которой ты трешься. Каждый непременно либо прельстит тебя своим пороком, либо заразит, либо незаметно запачкает. Чем сборище многолюдней, тем больше опасности. И нет ничего гибельней для добрых нравов, чем зрелища: ведь через наслаждение еще легче подкрадываются к нам пороки.

Что я, по-твоему, говорю? Возвращаюсь я более скупым, более честолюбивым, падким до роскоши и уж наверняка более жестоким и бесчеловечным: и все потому, что побыл среди людей. Случайно попал я на полуденное представление1, надеясь отдохнуть и ожидая игр и острот – того, на чем взгляд человека успокаивается после вида человеческой крови. Какое там! Все прежнее было не боем, а сплошным милосердием, зато теперь – шутки в сторону – пошла настоящая резня! Прикрываться нечем, все тело подставлено под удар, ни разу ничья рука не поднялась понапрасну.

И большинство предпочитает это обычным парам и самым любимым бойцам!2 А почему бы и нет? Ведь нет ни шлема, ни щита, чтобы отразить меч! Зачем доспехи? Зачем приемы? Все это лишь оттягивает миг смерти. Утром люди отданы на растерзанье львам и медведям, в полдень зрителям. Это они велят убившим идти под удар тех, кто их убьет, а победителей щадят лишь для новой бойни. Для сражающихся нет иного выхода, кроме смерти. В дело пускают огонь и железо, и так покуда не опустеет арена3.

"Но он занимался разбоем, убил человека"4. – Кто убил, сам заслужил того же. Но ты, несчастный, за какую вину должен смотреть на это? – "Режь, бей, жги! Почему он так робко бежит на клинок? Почему так несмело убивает? Почему так неохотно умирает?" – Бичи гонят их на меч, чтобы грудью, голой грудью встречали противники удар. В представлении перерыв? Так пусть тем временем убивают людей, лишь бы что-нибудь происходило. Как вы не понимаете, что дурные примеры оборачиваются против тех, кто их подает? Благодарите бессмертных богов за то, что вы учите жестокости неспособного ей выучиться.

Дальше от народа пусть держится тот, в ком душа еще не окрепла и не стала стойкой в добре: такой легко переходит на сторону большинства. Даже Сократ, Катои и Лелий5 отступились бы от своих добродетелей посреди несхожей с ними толпы, а уж из нас, как ни совершенствуем мы свою природу, ни один не устоит перед натиском со всех сторон подступающих пороков.

Много зла приносит даже единственный пример расточительности и скупости; избалованный приятель и нас делает слабыми и изнеженными, богатый сосед распаляет нашу жадность, лукавый товарищ даже самого чистого и простодушного заразит своей ржавчиной. Что же, по-твоему, будет с нашими нравами, если на них ополчился целый народ? Непременно ты или станешь ему подражать, или его возненавидишь.

Между тем и того, и другого надо избегать: нельзя уподобляться злым оттого, что их много, нельзя ненавидеть многих оттого, что им не уподобляешься. Уходи в себя, насколько можешь; проводи время только с теми, кто сделает тебя лучше, допускай к себе только тех, кого ты сам можешь сделать лучше. И то и другое совершается взаимно, люди учатся, обучая.

Значит, незачем тебе ради честолюбивого желанья выставлять напоказ свой дар, выходить на середину толпы и читать ей вслух либо рассуждать перед нею; по-моему, это стоило бы делать, будь твой товар ей по душе, а так никто тебя не поймет. Может быть, один-два человека тебе и попадутся, но и тех тебе придется образовывать и наставлять, чтобы они тебя поняли. "Но чего ради я учился?" – Нечего бояться, что труд твой пропал даром: ты учился ради себя самого.

Но я-то не ради себя одного учился сегодня и потому сообщу тебе, какие мне попались три замечательных изречения – все почти что об одном и том же. Первое пусть погасит долг в этом письме, два других прими в уплату вперед. Демокрит пишет: "Для меня один человек – что целый народ, а народ – что один человек".

И тот, кто на вопрос, зачем он с таким усердием занимается искусством, которое дойдет лишь до немногих, отвечал: "Довольно с меня и немногих, довольно с меня и одного, довольно с меня и ни одного", – сказал тоже очень хорошо, кто бы он ни был6 (на этот счет есть разные мнения). Превосходно и третье изречение – Эпикура, писавшего одному из своих товарищей по ученым занятиям: "Это я говорю для тебя, а не для толпы: ведь каждый из нас для другого стоит битком набитого театра".

Вот что, мой Луцилий, нужно сберечь в душе, чтобы пренебречь удовольствием, доставляемым похвалами большинства. Многие тебя одобряют. Так есть ли у тебя причины быть довольным собой, если многим ты понятен? Вовнутрь должны быть обращены твои достоинства!

Будь здоров.

Письмо 7

Совет Сенеки передай для молодых:
Старайся с теми быть, кто делает тебя
Заметно лучше. Игнорируй остальных,
И допускай к себе лишь тех, кого любя,
Ты лучше сделаешь, кому поможешь сам.
Не попадай же под влияние толпы,
Она хватает всех, сажая в свой капкан,
А, заразившись, попадешь в ее тщеты.

((()))

Держись подальше от народа, большинства,
Когда душа твоя не опытна в делах,
Не выставляй и честолюбья естества,
Не выступай пред толпой, потерпишь крах,

Сколь можешь, - будь с собой
и честным, и простым,
Один лишь друг тебе заменит весь народ,
В душе и мыслях оставайся молодым,
А время зрелых ягод в свой придет черед.

Желаю Счастья! Сфера сказочных ссылок

Дата: Среда, 2014-06-04, 4:15 PM | Сообщение # 12

Хранитель Ковчега

Группа: Модераторы

Сообщений: 7474

Статус: Offline

ЖИЗНЬ ЛЕКАРЬ

Коль сердишься и в гневе - ты не прав!
Глубокий ум стремится разобраться
В себе самом, смиряя резкий нрав.
Мир - зеркало твое!
И, может статься,
Что гнев твой на себя и на бессилье
Исправить свои прошлые грехи,
Но выход есть всегда. У духа - крылья,
А у тебя - те речи, что тихи,
Что в сердце ты ведешь с самим собою,
Оно - твой господин, помощник, Друг!
Болезни излечимы и, не скрою,
Жизнь - лекарь твой, а гнев и злость - недуг.

О Смерти - Сенека

Вот ты, попав к врагу, идешь на смерть,
И без того идешь ты к той же цели,
С рождения идешь ней! Круговерть
Меняет все, что б видеть мы умели.

Учились не бояться, не тужить
От страхов, не надеяться, но верить
В себя, и мир в сознание впустить,
Но главное - себе не лицемерить!

Правдивым быть в душе и понимать,
Что без причин событий не бывает,
Мир - твой, пойми, тебе и отвечать,
Так к радости иди, а не к печали.

А "бедность, сообразная природе -
Богатство!"*
Все, что нужно, - под рукой.
К избытку не стремись, ищи же царство
В согласии с природной новизной.

* - Эпикур

Привет с Волшебного острова Эхо!
остров

Дата: Суббота, 2014-06-07, 6:03 PM | Сообщение # 13

Ковчег

Группа: Администраторы

Сообщений: 18799

Статус: Offline

Письмо VIII

Сенека приветствует Луцилия!

"Ты приказываешь мне избегать толпы, – пишешь ты, уединиться и довольствоваться собственной совестью. А как же ваши наставления, повелевающие трудиться до самой смерти?" – Но то, к чему я тебя склоняю скрыться и запереть двери, – я сам сделал, чтобы многим принести пользу. Ни одного дня я не теряю в праздности, даже часть ночи отдаю занятиям. Я не иду спать, освободившись: нет, сон одолевает меня, а я сижу, уставившись в свою работу усталыми от бодрствования, слипающимися глазами.

Я удалился не только от людей, но и от дел, прежде всего – моих собственных, и занялся делами потомков. Для них я записываю то, что может помочь им. Как составляют полезные лекарства, так я заношу на листы спасительные наставления, в целительности которых я убедился на собственных ранах: хотя мои язвы не закрылись совсем, но расползаться вширь перестали.

Я указываю другим тот правильный путь, который сам нашел так поздно, устав от блужданий. Я кричу: "Избегайте всего, что любит толпа, что подбросил вам случай! С подозрением и страхом остановитесь перед всяким случайным благом! Ведь и рыбы, и звери ловятся на приманку сладкой надежды! Вы думаете, это дары фортуны? Нет, это ее козни. Кто из вас хочет прожить жизнь насколько возможно безопаснее, тот пусть бежит от этих вымазанных птичьим клеем благодеяний, обманывающих нас, несчастных, еще и тем, что мы, возомнив, будто добыча наша, сами становимся добычей. Погоня за ними ведет в пропасть.

Исход высоко вознесшейся жизни один – паденье. К тому же нельзя и сопротивляться, когда счастье начинает водить нас вкривь и вкось. Или уж плыть прямо, или разом ко дну! Но фортуна не сбивает с пути – она опрокидывает и кидает на скалы.

Угождайте же телу лишь настолько, насколько нужно для поддержания его крепости, и такой образ жизни считайте единственно здоровым и целебным. Держите тело в строгости, чтобы оно не перестало повиноваться душе: пусть пища лишь утоляет голод, питье – жажду, пусть одежда защищает тело от холода, а жилище – от всего ему грозящего. А возведено ли жилище из дерна или из пестрого заморского камня, разницы нет: знайте, под соломенной кровлей человеку не хуже, чем под золотой. Презирайте все, что ненужный труд создает ради украшения или напоказ. Помните: ничто, кроме души, недостойно восхищения, а для великой души все меньше нее".

И когда я беседую так с самим собою, беседую с потомками, неужели, по-твоему, я приношу меньше пользы, чем отправляясь в суд ходатаем, или припечатывая перстнем таблички с завещанием, или в сенате1 отдавая руку и голос соискателю должности? Поверь мне, кто кажется бездельником, тот занят самыми важными делами, и божественными и человеческими вместе.

Однако пора кончать и, по моему правилу, чем-нибудь расквитаться с тобой и в этом письме. Уплачу я не из собственных запасов; я до сих пор все просматриваю Эпикура и сегодня вычитал у него такие слова: "Стань рабом философии, чтобы добыть подлинную свободу". И если ты предался и подчинился ей, твое дело не будет откладываться со дня на день: сразу же ты получишь вольную. Потому что само рабство у философии есть свобода.

Может статься, ты спросишь меня, отчего я беру столь много прекрасных изречений у Эпикура, а не у наших. Но почему ты думаешь, что подобные слова принадлежат одному Эпикуру, а не всем людям? Ведь как много поэты говорят такого, что или сказано, или должно быть сказано философами! Я не беру ни трагедии, ни нашей тогаты2, которая тоже не лишена серьезности и стоит посредине между трагедией и комедией; но и в мимах столько есть красноречивых строк! Сколько стихов Публилия3 надо бы произносить не обутым в сандалии, но выступающим на котурнах!4

Я приведу один его стих, имеющий касательство к философии, и как раз к той ее части, которой мы только что занимались; в нем поэт утверждает, что случайно доставшееся нельзя считать своим:

Чужое, что по вашему хотенью вдруг Свалилось нам.

Но ты, я помню, говорил другой стих, намного лучше и короче: Не наше то, что нам дано фортуною.

А это твое изречение (я не пропущу и его) даже еще лучше:

Все, что дано нам, может быть и отнято.

Но этого я не зачту в погашение долга: я лишь отдал тебе твое же.

Будь здоров.

*****

Письмо 8

Я повторю еще не раз - беги толпы!
Остерегайся паутины общих мнений,
Как ловят птиц, так и умы, хоть не глупы!
Но одиночество подарит Вдохновенье.

((()))

"Не наше то, что нам дано фортуной,
Все, что дано нам, может быть отнято"...( Луцилий)
Цени богатство мысли многодумной,
Надежней нет сокровища, - вот злато.

((()))

"Коль ты стремишься к подлинной свободе,
Рабом стань философии" - слова
Оставил Эпикур на небосводе,
Чтоб дольше сохраняла их молва.

((()))

Все лучшее - принадлежит народу,
А что несовершенно - именам,
И служит, как сырье для небосвода,
Для доработки остается нам.

И мы шлифуем яхонты находок,
Огранку изумрудам придавая,
Достоинство всего земного рода
Трудами и талантом умножая.

((()))

Пусть тело будет в строгости, тогда
Душе повиноваться станет легче,
Жилище скромно и проста еда,
Готовь себя для лучшей в жизни встречи
С душой великой,
Помни, лишь она
Достойна восхищенья и полна!

Вином времен, сокровищем веков,
Что созревает в гроздях судеб наших,
Готовь душе своей достойный кров
Глубин сознанья, благо полной чаши!

((()))

Прислушайся, всего успеть не сможешь,
Но главное - в душе приобрети
Спокойный дух, нет ничего дороже!
Вот лучший друг, что рядом на пути.

Желаю Счастья! Сфера сказочных ссылок

Дата: Вторник, 2014-06-10, 9:35 AM | Сообщение # 14

Ковчег

Группа: Администраторы

Сообщений: 18799

Статус: Offline

Письмо IX

Сенека приветствует Луцилия!

Ты хочешь знать, справедливо ли Эпикур в одном из писем порицал тех, кто утверждает, будто мудрецу никто, кроме него самого, не нужен и потому ничьей дружбы не требуется. Этот упрек Эпикур бросает Стильпону1 и тем, кто думает, что высшее благо – когда душа ничего не терпит.

Впрочем, мы неизбежно впадаем в двусмысленность, если для краткости переводим слово απαυεια2, прибегая к слову "терпеть". Ведь можно подумать,будто смысл тут противоположен тому, что мы имеем в виду. Мы хотели сказать: "душа, которой безразлична любая боль", а понять можно так: "душа, которая не может вытерпеть никакой боли". Погляди же сам, не лучше ли будет сказать "неуязвимая душа" или "душа, недоступная для любого страдания"?

В том и разница между ними и нами: наш мудрец побеждает все неприятное, но чувствует его, а их мудрец даже и не чувствует. Общее же и у нас и у них вот что: мудрому никто, кроме него самого, не нужен. Но хоть с него и довольно самого себя, ему все же хочется иметь и друга, и соседа, и товарища.

Сам посуди, до какой степени довольствуется сам собой тот, кто порой довольствуется и частью самого себя. Если болезнь или враг лишат его руки, если случай отнимет у него глаз3, мудрецу хватает того, что осталось, он и с искалеченным телом будет так же весел, как был до увечий. Но хоть он и не тоскует о потерянном, однако предпочел бы обойтись без потерь.

Так же точно никто, кроме него самого, не нужен мудрецу не потому, что он хочет жить без друзей, а потому, что может. Говоря "может", я имею в виду вот что: со спокойной душой перенесет он потерю. Ведь без друзей он не останется никогда, и в его власти решать, сколь быстро найти замену. Фидий, если бы потерял статую, сразу сделал бы другую. Так же и он – мастер завязывать дружбу – заместил бы утраченного друга новым.

Ты спросишь, как можно быстро приобрести чью-нибудь дружбу; я отвечу, если мы договоримся, что я сейчас отдам тебе долг и по этому письму мы будем в расчете. Гекатон говорит: "Я укажу приворотное средство без всяких снадобий, без трав, без заклинаний знахарки. Если хочешь, чтоб тебя любили, – люби". Не только старая, испытанная дружба приносит нам великое наслаждение, но и начало новой, только лишь приобретаемой.

Между приобретшим друга и приобретающим его та же разница, что между жнецом и сеятелем. Философ Аттал4 не раз говорил, что приятнее добиваться дружбы, чем добиться ее, как художнику приятнее писать картину, чем ее окончить. Кто занимается своим произведением с душевным беспокойством, тот в самом занятии находит великую усладу. Выпуская из рук законченное произведение, он уже не будет так наслаждаться: теперь он радуется плодам своего искусства, а пока он писал, его радовало само искусство. Отрочество наших детей щедрее плодами, но их младенчество нам милее.

Но вернемся к нашему предмету. Пусть мудрому никто, кроме него самого, не нужен, он все-таки желает иметь друга, хотя бы ради деятельной дружбы, чтобы не оставалась праздной столь великая добродетель, и не ради того, чтобы, как говорит Эпикур в том же письме, "было кому ухаживать за ним в болезни, помогать в оковах или в нужде", но чтобы самому было за кем ухаживать в болезни, кого вызволять из-под вражеской стражи. Плохи мысли того, кто подружился, видя лишь самого себя; как он начал, так и кончит. Кто завел друга, чтобы тот выручал из цепей, тот покинет его, едва загремят оковы.

Таковы дружеские союзы, которые народ называет временными. С кем мы сошлись ради пользы, мил нам, лишь покуда полезен. Вот почему вокруг того, чьи дела процветают, – толпа друзей, а вокруг потерпевших крушение пустыня. Друзья бегут оттуда, где испытывается дружба. Вот почему видим мы так много постыдных примеров, когда одни из страха бросают друзей, другие из страха предают их. Каково начало, таков конец, иначе и быть не может. Кто подружился ради выгоды, тому будет дорога награда за измену дружбе, коль скоро и в ней было дорого ему что-нибудь, кроме нее самой.

Для чего приобретаю я друга? Чтобы было за кого умереть, за кем пойти в изгнанье, за чью жизнь бороться и отдать жизнь. А дружба, о которой ты пишешь, та, что заключается ради корысти и смотрит, что можно выгадать, – это не дружба, а сделка.

Нет сомнения, страсть влюбленных имеет с дружбой нечто общее, ее можно бы даже назвать безрассудной дружбой. Но разве любит кто-нибудь ради прибыли? Ради честолюбия и славы? Любовь сама по себе, пренебрегая всем остальным, зажигает души вожделением к красоте, не чуждым надежды на ответную нежность. Как же так? Неужели причина более честная родит постыдную страсть?

Ты возразишь мне: "Не о том сейчас речь, надо ли искать дружбы ради нее самой или ради иной цели". Наоборот, как раз это и надобно доказать5. Ведь если надо искать ее ради нее самой, значит, и тот, кто ни в ком, кроме себя, не нуждается, может искать ее. – "Как же он будет ее искать?" – Как ищут самое прекрасное, не прельщаясь прибылью, не боясь переменчивости фортуны. Кто заводит друзей на всякий случай,тот лишает дружбу ее величия.

Мудрому никто, кроме него самого, не нужен. Многие, Луцилий, толкуют эту мысль превратно: изгоняют мудреца отовсюду и заставляют его замкнуться в своей скорлупе. Между тем следует разобраться, много ли обещает это изречение и что обещает. Мудрому довольно самого себя для того, чтобы жить блаженно, а не для того, чтобы жить. Для жизни ему многое потребно, а для блаженства только высокий и здоровый дух, презирающий фортуну.

Я хочу сослаться на Хрисиппа6, какое он принимает разделение7. Он говорит, что мудрец ни в чем не терпит нужды, хотя потребно ему многое, глупому же ничего не требуется, потому что он ничем не умеет пользоваться, зато нужду он терпит во всем. Мудрецу нужны и руки, и глаза, и еще многое, без чего не обойтись в повседневной жизни, а нужды он не терпит ни в чем. Ведь нужда – это необходимость, а для мудрого необходимости нет.

Значит, хотя мудрец и довольствуется самим собой, в друзьях он все же имеет потребность и хочет иметь их как можно больше, но не для блаженной жизни, – ведь жить блаженно может он и без друзей. Высшее благо не ищет орудий вовне: оно создастся дома и возникает только само из себя. Если же хоть какая-то часть его заимствуется извне, оно уже зависит от фортуны.

"А как будет жить мудрец, если он, взятый под стражу, переселенный на чужбину, замешкавшийся в долгом плавании, выброшенный на пустынный берег, останется без друзей?" Как Юпитер в ту пору, когда мир расточится8, боги сольются воедино, природа замрет в неподвижности, а сам он успокоится, предавшись думам. Нечто подобное делает и мудрый: он замыкается в себе, остается с самим собой.

Покуда, однако, он может вершить дела по своему усмотрению, он, хоть ни в ком, кроме себя, не нуждается, берет жену, хоть ни в ком не нуждается, родит детей, хоть ни в ком не нуждается, не станет жить, если придется жить, не видя ни единого человека. К дружбе влечет его не собственная польза, а естественная тяга. Ведь от роду заложено в нас влечение ко многим вещам, в их числе и к дружбе. Подобно тому как всем ненавистно одиночество, подобно тому как стремление жить сообща естественно объединяет человека с человеком, так есть и здесь некое побуждение, заставляющее нас стремиться к дружбе.

Но, хоть мудрец и любит как никто друзей, хотя он ставит их наравне с собой, а часто и выше себя, – все же он будет верить, что все его благо в нем самом, и повторит слова Стильпона, того самого, на которого нападает в письме Эпикур. Когда родной город Стильпона был захвачен, когда он потерял жену, потерял детей, а сам вышел из охватившего все пожара один, но по-прежнему блаженный, Деметрий, прозванный из-за множества уничтоженных им городов Полиоркетом9, спросил его, потерял ли Стильпон что-нибудь, и тот ответил: "Все мое благо со мною!"

Вот человек смелый и решительный! Он победил даже победившего врага. Он сказал: "Я ничего не потерял", – и заставил того сомневаться в собственной победе. "Все мое со мной" – со мной справедливость, добродетель10, разумность, сама способность не считать благом то, что можно отнять. Мы дивимся животным, которые могут пройти сквозь огонь без вреда для тела; но насколько удивительнее этот человек, который прошел сквозь вооруженный строй, огонь и развалины без ущерба и вреда для себя! Видишь, насколько легче победить целый народ, чем одного человека? Его речь – это речь стоика, который тоже проносит свое благо нетронутым через сожженные города. Ведь никто, кроме него самого, ему не нужен, – таковы для него пределы счастья.

А чтоб ты не думал, будто мы одни бросаемся высокими словами, – знай, что и сам упрекавший Стильпона Эпикур написал сходное изречение, которое ты и соблаговоли принять, хотя сегодняшний мой долг уже погашен. "Кому не кажется верхом изобилия то, что есть, тот останется бедняком, даже сделавшись хозяином всего мира". Или же так, если, по-твоему, это звучит лучше (ведь сохранять верность надо не словам, а мыслям): "Кто не считает себя блаженней всех, тот несчастен, даже если повелевает миром".

Знай, что мысли эти принадлежат всем и, значит, подсказаны природой, так что их же ты найдешь и у комического поэта:

Несчастен, кто счастливым не сочтет себя11.

Имеет ли значение, как тебе живется, если ты полагаешь, что плохо?

"Так что же, – спросишь ты, – если объявит себя блаженным и бесчестно разбогатевший, и хозяин сотен рабов, рабствующий у тысячи хозяев, значит, он и станет блаженным по собственному приговору?" – Нет, важно не то, что он говорит, а что чувствует, и не то, что чувствует сегодня, а то, что всегда. Потому тебе нет причины бояться, что столь великое благо достанется и на долю недостойных. Только мудрому по душе то, что есть, глупость же постоянно страдает, гнушаясь тем, что имеет.

Будь здоров.

*****

Желаю Счастья! Сфера сказочных ссылок

Дата: Вторник, 2014-06-10, 9:36 AM | Сообщение # 15

Ковчег

Группа: Администраторы

Сообщений: 18799

Статус: Offline

Достаточно ли мудрому себя?
Кто мир в себе открыл, ушел от плена,
И творчеством живет внутри огня
Духовного, в ком счастье перемены
И дом души - на твердом основанье,
Кому открыты клады вневременья,
И древняя проформа мирозданья,
Достаточно ль себя в миротворенье?
Вопрос, как будто в воздухе повис...
Мудрец самодостаточен, но что
Творец хотел, замыслив мир, каприз?
Зачем создал ладью времен, весло...
И выплеснул из вечности миры,
Для смеха, наслаждения игрой?
Быть может, положенье "вне игры"
И есть его неведомый покой?
Ушел мудрец от гама суеты,
Наполнив кубок времени вином!
Кто тост произнесет за те труды,
Что созданы душою, не пером...

((()))

Когда дела успешны, - все друзья,
Но бедствие проверит, кто есть я.

((()))

Не то цени, что сказано, а то,
Что чувствует сказавший, там зерно,
В том чувстве, что живет в нем постоянно,
А временное - хрупко и обманно.

((()))

Сенеке от друга

Да, мудрому достаточно себя.
Но часто фразу все ж не понимают,
Ведь он не для себя живет, а чает
Быть другом дружбы ради, мир любя!

За друга жизнь не жалко и отдать,
Поэтому друг нужен и ему,
Он другу посвящает одному
Плоды труда, попробуй другом стать.

И средство приворотное лови,
Без снадобий и трав седой знахарки,
Не уповай на щедрые подарки,
Коль хочешь, чтоб любили, так люби!

Не напоказ, не в долг любовь давая
Любимому иль другу, но сгорая!

Чтоб другом стать Сенеке на пути,
Уйди с болота будничных хлопот,
Ковчег построй, планету, прочный плот,
И другу свою дружбу посвяти.

Желаю Счастья! Сфера сказочных ссылок

Дата: Четверг, 2014-06-12, 11:31 PM | Сообщение # 16

Администратор

Группа: Администраторы

Сообщений: 6928

Статус: Offline

Луций Анней Сенека (4 г. до н.э. — 65 г. н. э.) —

крупнейший римский философ, первый представитель стоицизма в Древнем Риме. Отец Сенеки — Луций Анней Сенека Старший — был римским всадником и происходил из испанского города Кордуба (Кордова).

При императоре Тиберии Сенека Старший переехал со своей семьей в Рим. Он мечтал дать трем своим сыновьям такое же хорошее образование, какое получил когда-то сам; мечтал о политической карьере для них.

Сенека Младший с юности увлекся философией. Под влиянием учителей — Сотиона и Фабиана Папирия, вышедших из школы Секстиев, а также близкого к пифагорейской школе Аттала — Сенека неукоснительно следовал строгим правилам воздержания. Многие привычки он сохранил до старости. Однако отцу удалось пробудить в пылком юноше честолюбие и направить его к политической карьере. Сенека стал адвокатом, но его первые успехи были прерваны тяжелой болезнью, для излечения которой он на несколько лет уехал в Египет.
Там молодой философ посещал александрийский Мусейон, знаменитую Александрийскую библиотеку, встречался с египетскими учеными, а также написал некоторые не дошедшие до нас естественнонаучные сочинения.

По возращении в Рим Сенека, известный к тому времени как писатель и оратор, получил первую государственную должность и вошел в сенат. Он был уверен, что, зачитывая перед императором и сенатом свои произведения, сможет воздействовать на умы представителей власти, а через них и на общество. Но его ораторские успехи и философские взгляды вызывали негодование сначала у императора Калигулы, а затем и у пришедшего ему на смену Клавдия. В результате интриг Сенека был сослан на Корсику.

В ссылке философ предался научным занятиям и увлекся наблюдением небесных светил. Удаленность от столицы, созерцание мира во многом определило будущие взгляды Сенеки. Особую важность для философа приобрели вопросы об отчизне и чужбине, о Риме и остальном мире, о том, что созерцание величия мира есть первый и основной долг человека, о земле как едином обиталище человеческого рода. «Пусть мы проедем из конца в конец любые земли — нигде в мире мы не найдем чужой нам страны: отовсюду одинаково можно поднять глаза к небу».
Как в годы молодости, перед Сенекой вновь встал вопрос о ценности «государственной жизни», от которой его насильно оторвали, и жизни созерцательной — то есть долга перед государством и перед самим собой. Ответ на этот вопрос философ дал в трактате «О краткости жизни».

В это же время Сенека пишет свои первые трагедии — «Федру», «Эдипа», «Медею». Все его трагедии написаны на мифологические и хорошо известные современникам темы, поэтому само повествование не является целью философа. Через образы, через черты героев и их поведение он старается передать читателю нравственные нормы, показать жизнь такой, какой ее видит философ, и воспитать римлян. В его трагедиях нет случайных деталей, все они говорят об отступлении от нормы, «порче нравов» и последствиях этого отступления.

В 49-м году жена Клавдия Агриппина добилась возвращения Сенеки из ссылки, выхлопотала для него высокую государственную должность и предложила ему стать наставником ее сына, Нерона.
Несмотря на трудности, с которыми столкнулся Сенека-воспитатель, некоторые его уроки были усвоены царственным воспитанником. Несколько первых лет правления Нерона, относительно счастливых для Рима, служат прямым тому доказательством. Когда Нерон в 54-м году пришел к власти, то провел ряд мероприятий под руководством Сенеки. На некоторое время возросла власть сената, были произведены финансовые реформы.

Одной из своих задач Сенека считает попытку направить сограждан к нравственному идеалу, однако он понимает, что на этом пути неизбежны компромиссы между идеалом и реальной действительностью. И поэтому важную роль в его учении играет понятие совести, или нравственной нормы, которая позволяет человеку гармонично соединить разумное служение обществу с сохранением внутренней свободы. Наибольшая же польза обществу и благоденствие государству могут быть принесены правителем, который следует этой нравственной норме. Вот почему он так серьезно и ревностно отнесся к своей миссии воспитателя.

Спустя год после воцарения Нерона Сенека обратился к нему с трактатом «О милосердии», в котором указал разницу между идеальным государем и тираном. В трактате он назвал основной добродетелью властвующего разумное милосердие, благодаря которому тот находит должную меру между мягкостью и строгостью, необходимой для обуздания порочной толпы.

Однако в 62-м году положение Сенеки становится шатким, он постепенно теряет влияние на императора.
В 58-м году на философа начинаются нападки, и он вынужден защищаться. Его апологией стал трактат «О блаженной жизни». Эта книга стала самой решительной попыткой философа примирить стоическую доктрину и действительность. В очередной раз он говорит о необходимости нравственной нормы, или совести: только она отличает философа от толпы, полностью занятой заботами о богатстве, власти и наслаждениях. В повседневной жизни, в круговороте забот и обязанностей только она укажет путь и к сохранению внутренней свободы, и к служению другим людям. Так она поможет сделать богатство полезным для всех, научив философа щедрости и благодеяниям. Среди всех философов-стоиков Сенека больше всего говорит об осознанной разумом совести.

Эта жизненная ситуация, когда осуществление мечты об идеальном правителе оказалась невозможным в реальной жизни, привела Сенеку к размышлениям, стоило ли делать все, что было сделано. В трактате «О спокойствии души» он отвечает: «Да». Деяние остается для него истинным поприщем добродетели и, прежде всего, деяние на благо государства. «...Вот что, я полагаю, должна делать добродетель, и тот, кто ей привержен: если фортуна возьмет верх и пресечет возможность действовать ... пусть он берет на себя меньше обязанностей и с выбором отыщет нечто такое, чем может быть полезен государству. Нельзя нести военную службу? Пусть добивается общественных должностей. Приходится остаться частным лицом — пусть станет оратором. Принудили к молчанию — пусть безмолвным присутствием помогает гражданам. Опасно даже выйти на форум — пусть по домам, на зрелищах, на пирах будет добрым товарищем, верным другом, воздержным сотрапезником. Лишившись обязанностей гражданина, пусть выполняет обязанности человека!»

В это время Сенека пишет также большой трактат «О благодеяниях». В акте добровольного благодеяния Сенека теперь видит единственную надежную основу взаимоотношений между людьми. Для человека всякое благодеяние есть добродетельный поступок, награда за который — в нем самом, даже если за благодеяние не платят благодарностью.

«Нравственные письма к Луцилию» — своего рода книга итогов, написанная философом в конце жизни.

Ее адресат Луцилий — лицо реальное. В своих письмах к другу-ученику, написанных в свободной форме, Сенека не поучает, а как бы размышляет на тему конкретных жизненных ситуаций. Но в ходе этих размышлений он подводит итог всех своих поисков и раздумий нравственного характера. В «Письмах» Сенека излагает систему стоической этики. Любая житейская мелочь, любой жизненный факт становится отправной точкой для рассуждения — все может служить примером. В «Письмах» Сенека ведет Луцилия от земных римских идеалов к высоким духовным, к полной независимости от внешних обстоятельств.

Одного знания добра недостаточно, необходима еще и активная воля к совершению добра. И направить нашу волю к добру должна еще одна нравственная категория — совесть.
Божественная воля может быть только благой. «Бог печется о людях и воля его есть провидение». Бог посылает «человеку добра» страдания для того, чтобы закалить его в испытаниях, и в этом он подобен любящему отцу, а не ласковой матери. Только в испытаниях можно выявить себя. «Ты великий человек? А откуда мне это знать, если судьба не дает тебе случая показать твою добродетель?», а значит, и доказать людям ничтожность невзгод. Самый благой выбор — это принятие воли божества, пусть даже суровой.
Как часть божественной воли «человек добра» воспринимает и смерть. Смерть предусмотрена мировым законом и поэтому не может быть безусловным злом. Но и жизнь сама по себе не есть безусловное благо: она ценна постольку, поскольку в ней есть нравственная основа.

Но уход Сенеки в частную жизнь не обезопасил его от Нерона. Нерон ощущал, что сама личность учителя, всегда воплощавшая для него норму и запрет, стала некой преградой на его пути. Доносчики обвинили Сенеку в заговоре. Нерон, несмотря на практически доказанную непричастность Сенеки, не упустил случая и приказал своему наставнику умереть.

Система взглядов и, особенно, нравственная позиция Луция Аннея Сенеки оказали сильное влияние не только на его современников, но и на мыслящих людей всех последующих поколений. По содержанию основных положений учения Сенеки его считают первым в Риме представителем учения стоиков.

Дата: Вторник, 2014-06-17, 11:10 AM | Сообщение # 17

Администратор

Группа: Администраторы

Сообщений: 6928

Статус: Offline

Письмо X

Сенека приветствует Луцилия!

Так оно и есть, я не меняю своего мнения: избегай толпы, избегай немногих, избегай даже одного. Нет никого, с кем я хотел бы видеть тебя вместе. Убедись же воочию, как высоко я сужу о тебе, если отваживаюсь доверить тебя тебе самому. Говорят, Кратет1, слушатель того самого Стильпона, о котором я упомянул в предыдущем письме, увидал однажды гуляющего в одиночку юнца и спросил его, что он тут делает один. – "Разговариваю с самим собой", – был ответ. На это Кратет сказал: "Будь осторожен, прошу тебя, и гляди как следует: ведь твой собеседник – дурной человек!"

Обычно мы стережем тех, кто в горе или в страхе, чтобы не дать им использовать во зло свое одиночество. Да и никого из людей неразумных не следует предоставлять самим себе: тут-то и обуревают их дурные замыслы, тут и готовят они опасности себе и другим, тут к ним и приходят чередой постыдные вожделения. Тут-то все, что стыд и страх заставляли скрывать, выносится на поверхность души, тут-то она и оттачивает дерзость, подхлестывает похоть, горячит гневливость. Есть у одиночества одно преимущество: возможность никому ничего не открывать и не бояться обличителя; но это и губит глупого, ибо он выдает сам себя.

Вот видишь, как я надеюсь на тебя, вернее, как я за тебя ручаюсь (потому что "надеждой" зовется благо, которое либо будет, либо нет): лучшего товарища, чем ты сам, я для тебя не нахожу.

Я возвращаюсь памятью к тем полным силы словам, которые ты произносил с таким благородством. Тогда я поздравил себя и сказал: "Эти слова не просто слетели с языка, у них есть прочное основание. Этот человек – не один из многих, он стремится к спасению".

Так и говори, так и живи. Смотри только, чтобы ничто тебя не поработило. Прежние твои моления предоставь воле богов, а сам моли их заново и о другом: о ясности разума и здоровье душевном, а потом только – телесном. Почему бы тебе не молить об этом почаще? Смело проси бога: ничего чужого ты у него не просишь.

Но хочу, как у нас заведено, послать тебе с этим письмом небольшой подарок. Правдивые слова нашел я у Афинодора2: "Знай, что тогда ты будешь свободен от всех вожделений, когда тебе придется молить богов лишь о том, о чем можно молить во всеуслышанье"3. А ведь до чего люди безумны! Шепотом возносят они богам постыднейшие мольбы, чуть кто приблизит ухо – смолкают, но богу рассказывают то, что скрывают от людей. Так смотри, чтобы это наставление нельзя было с пользой прочесть и тебе: живи с людьми так, будто на тебя смотрит бог, говори с богом так, будто тебя слушают люди.

Будь здоров.

*****

Письмо 10

Беги толпы! Беги же и немногих,
Старайся избегать и одного!
Но о тебе сужу столь высоко,
Что я тебе - тебя доверил, в строгих

Понятиях, надеюсь, ты поймешь.
В словах твоих ни страха, ни сомненья,
Ни честолюбье или самомненья,
В твоих словах не прячется и ложь!

Полезно одиночество лишь тем,
Кто страхи и пороки образумил,
Другим ценней общение с разумным,
К тебе же обращаюсь я затем,

Чтоб передать слова Афинодора,
Жемчужины мудрейших наставлений:
"Тогда тебе откроются просторы,
Свобода от порочных вожделений,
Когда желать себе того ты станешь,
О чем молить прилюдно можно бога!"
Питай и ум, и душу, ты же знаешь,
Советы мудрецов - дары без срока!

"Знай, что тогда ты будешь свободен от всех порочных вожделений, когда тебе придется молить богов лишь о том, о чем можно молить во всеуслышанье"
Афинодор (I в. до н.э.) – философ-стоик, сначала – хранитель Пергамской библиотеки, затем (с 70 г.) живший в Риме, в доме Катона Утического.

Молиться во всеуслышанье – одно из правил пифагорейцев.*

Дата: Пятница, 2014-06-20, 10:44 PM | Сообщение # 18

Ковчег

Группа: Администраторы

Сообщений: 18799

Статус: Offline

Письмо XII

Сенека приветствует Луцилия!

Куда я ни оглянусь – всюду вижу свидетельства моей старости, Приехал я в свою загородную и стал жаловаться, что дорого обходится ветхая постройка, а управляющий отвечает мне, что тут виною не его небрежность – он делает все, да усадьба стара. Усадьба эта выросла под моими руками; что же меня ждет, если до того искрошились камни мои ровесники?

В сердцах я ухватился за первый попавшийся повод разбранить его: "А об этих платанах явно никто не заботился: на них и листвы нет, и сучья такие высохшие и узловатые, и стволы такие жалкие и облезлые! Не было бы этого, если бы кто-нибудь их окапывал и поливал!" – Он же клянется моим гением1, что все делает, ухаживает за ними, ничего не упуская, – но деревья-то старые! А платаны эти, между нами говоря, сажал я сам, я видел на них первый лист.

Поворачиваюсь к дверям. "А это кто, – спрашиваю, такой дряхлый? Правильно сделали, что поместили его в сенях: ведь он уже смотрит за двери. Откуда ты его взял? Какая тебе радость выносить чужого мертвеца?" А тот в ответ: "Ты что, не узнал меня? Ведь я – Фелицион, это мне ты всегда дарил кукол на сатурналии; я сын управляющего Филосита, твой любимец". – "Ясное дело, – говорю я, – он бредит! Это он-то еще малышом стал моим любимцем? Впрочем, очень может быть: ведь у него как раз выпадают зубы".

Вот чем обязан я своей загородной: куда бы ни оглянулся, – все показывало мне, как я стар. Что ж, встретим старость с распростертыми объятиями: ведь она полна наслаждений, если знать, как ею пользоваться. Плоды для нас вкуснее всего, когда они на исходе; дети красивей всего, когда кончается детство. Любителям выпить милее всего последняя чаша, от которой они идут ко дну, которая довершает опьянение.

Всякое наслажденье свой самый отрадный миг приберегает под конец. И возраст самый приятный тот, что идет под уклон, но еще не катится в пропасть. Да и тот, что стоит у последней черты, не лишен, по-моему, своих наслаждений, либо же все наслажденья заменяет отсутствие нужды в них. Как сладко утолить все свои вожделенья и отбросить их!

Ты возразишь мне: "Тягостно видеть смерть перед глазами". Но, во-первых, она должна быть перед глазами и у старика, и у юноши – ведь вызывают нас не по возрастному списку. Во-вторых, нет стариков столь дряхлых, чтобы им зазорно было надеяться на лишний день. Каждый день – это ступень жизни, весь наш век разделен на части и состоит из кругов, меньших и больших, охватывающих меньшие. Один из них обнимает все прочие – он тянется от дня рождения до дня смерти; еще один выделяет годы отрочества; есть и такой, что заключает в себе наше детство; есть, наконец, просто год с его четырьмя временами; годовые круги, умножаясь, составляют жизнь. Месяц очерчен меньшей окружностью, теснее всех круг одного дня, но и тот идет от начала к концу, от восхода к закату.

Поэтому Гераклит, получивший прозвище из-за темного смысла своих речей2, говорит:

"Один день равен всякому другому". Каждый понимает это на свой лад. Один говорит, что дни равны по числу часов, и не лжет: ведь коль скоро день – это двадцать четыре часа, то все дни непременно равны между собой, так как к ночи прибавляется столько часов, на сколько убывает день. Другой говорит, что любой день равен всем прочим по сходству: в самом протяженном времени нет ничего такого, чего нельзя найти в одних сутках, то есть ничего, кроме дня и ночи, которые оно в череде обращений мира множит, но не изменяет, разве что делает день короче, ночь длиннее или наоборот.

Потому каждый день нужно проводить так, словно он замыкает строй, завершает число дней нашей жизни. Когда Пакувий3, присвоивший Сирию, пировал и пьянствовал, справляя по самому себе поминки, его уносили от стола в спальню под рукоплескания его любовников, певших под музыку: βεβιωται, βεβιωται – он прожил жизнь (греч.). И каждый день он устраивал себе такой вынос.

Мы же то, что он делал от нечистой совести, должны делать с чистой душой и, отправляясь ко сну, говорить весело и радостно:

Прожита жизнь, и пройден весь путь, что судьбой мне отмерен.4

А если бог подарит нам и завтрашний день, примем его с радостью. Счастливей всех тот, кто без тревоги ждет завтрашнего дня: он уверен, что принадлежит сам себе. Кто сказал "прожита жизнь", тот каждое утро просыпается с прибылью.

Но пора уже кончать письмо. Ты спросишь: "Неужели оно придет ко мне без подарка?" Не бойся: что-нибудь оно да принесет. Нет, как мог я так сказать? Не что-нибудь, а много! Ведь что лучше изречения, которое я ему вручаю для передачи тебе: "Жить в нужде плохо, но только нет нужды жить в нужде". А почему нет нужды? Потому что к свободе повсюду открыты дороги, короткие и легкие. Поблагодарим бога за то, что никто не может навязать нам жизнь и мы в силах посрамить нужду.

Ты возразишь мне: "Это слова Эпикура; на что тебе чужое?" – Что истинно, то мое. Я не устану потчевать тебя Эпикуром, и пусть знают все, кто слепо твердит его слова и ценит их не за то, что в них сказано, а за то, кем они сказаны: лучшее принадлежит всем.

Будь здоров.

Письмо 12

С распростертыми объятьями встречаю
Старость, щедрое сокровище мое!
Наслажденья миг сладчайший - тот, что с краю!
С ним сдружившись, пью я радости вино.

Каждый день, как день последний, я ликую!
Завершая им день вечности моей,
Утром с прибылью встаю и жизнь иную
Начинаю, нет прекрасней моих дней.

Говорят, в нужде жить плохо. Нет нужды
Мне в нужде жить. На свободе так легко!
Все в достатке, ни забот, и ни вражды,
Благодать в душе, и мысли высоко.

То, что истинно - мое, и пройден путь
Мне отмеренный богами, я успел
Завершить дела, которые хотел,
Утром - новые дары! Ну, как уснуть!

Старость истинный подарок для души,
Не кори, благодари ее в тиши!

Желаю Счастья! Сфера сказочных ссылок

Дата: Понедельник, 2014-06-23, 7:00 PM | Сообщение # 19

Администратор

Группа: Администраторы

Сообщений: 6928

Статус: Offline

Письмо XIII

Сенека приветствует Луцилия!

Я знаю, что у тебя довольно мужества. Ведь и не вооружившись еще спасительными наставлениями, побеждающими все невзгоды, тм уже рассчитывал на себя в борьбе с судьбой – и тем более после того, как схватился с нею вплотную и испытал свою мощь, на которую нельзя полагаться наверняка, покуда не появилось отовсюду множество трудностей, а порой и покуда они не подступили совсем близко. На них испытывается подлинное мужество, которое не потерпит чужого произвола, они проверяют его огнем.

Не знавший синяков атлет не может идти в бой с отвагою. Только тот, кто видал свою кровь, чьи зубы трещали под кулаком, кто, получив подножку, всем телом выдерживал тяжесть противника, кто, упав, не падал духом и, опрокинутый, всякий раз вставал еще более непреклонным, только тот, вступая в бой, не расстается с надеждой.

Так вот, чтобы продолжить это сравнение: часто фортуна подминала тебя, но ты не сдавался, а вскакивал с еще большим пылом и стоял твердо, потому что доблесть сама по себе возрастает, если ей бросают вызов. Однако, если тебе угодно, прими от меня помощь, которая может укрепить тебя.

Не столь многое мучит нас, сколь многое пугает, и воображение, мой Луцилий, доставляет нам больше страданий, чем действительность. Я говорю с тобою не на языке стоиков, а по-своему, намного мягче. Мы ведь утверждаем, что все исторгающее у нас вопли и стоны ничтожно и достойно презрения. Но оставим эти громкие, хотя, клянусь богами, и справедливые, слова. Я учу тебя только не быть несчастным прежде времени, когда то, чего ты с тревогой ждешь сейчас же, может и вовсе не наступить и уж наверняка не наступило.

Многое мучит нас больше, чем нужно, многое прежде, чем нужно, многое – вопреки тому, что мучиться им вовсе не нужно. Мы либо сами увеличиваем свои страданья, либо выдумываем их, либо предвосхищаем. Первое мы сейчас разбирать не будем: дело это спорное, тяжба только началась. То, что я назову легким, ты – наперекор мне назовешь мучительным. Я знаю таких, которые смеются под бичами, "и таких, которые стонут от оплеухи. Позже мы увидим, в том ли дело, что сами вещи эти сильны, или в том, что мы слабы.

Обещай мне одно: когда тебя со всех сторон начнут убеждать, будто ты несчастен, думай не о том, что ты слышишь, а о том, что чувствуешь, терпеливо размысли о своих делах (ведь ты знаешь их лучше всех) и спроси себя: "Почему они меня оплакивают? Почему дрожат и боятся даже моего прикосновения, словно невзгода может перейти на них? В самом ли деле это беда или больше слывет бедою?" Расспроси самого себя: "А вдруг я терзаюсь и горюю без причины, и считаю бедою то, что вовсе не беда?"

Ты спросишь: "Откуда мне знать, напрасны мои тревоги или не напрасны?" – Вот тебе верное мерило! Мучит нас или настоящее, или будущее, или то и другое вместе. О настоящем судить нетрудно: лишь бы ты был здоров телом и свободен, лишь бы не томила болью никакая обида. Теперь посмотрим, что такое будущее.

Сегодняшнему дню нет до него дела. "Но ведь будущее-то наступит!" – А ты взгляни, есть ли верные признаки приближения беды. Ведь страдаем мы по большей части от подозрений, нас морочит та, что нередко оканчивает войны, а еще чаще приканчивает людей поодиночке, – молва. Так оно и бывает, мой Луцилий: мы сразу присоединяемся к общему мнению, не проверяя, что заставляет нас бояться, и, ни в чем не разобравшись, дрожим и бросаемся в бегство, словно те, кого выгнала из лагеря пыль, поднятая пробегающим стадом овец, или те, кого запугивают неведомо кем распространяемые небылицы.

Не знаю как, но только вымышленное тревожит сильнее. Действительное имеет свою меру, а о том, что доходит неведомо откуда, пугливая душа вольна строить догадки. Нет ничего гибельней и непоправимей панического страха: всякий иной страх безрассуден, а этот – безумен.

Рассмотрим же это дело повнимательней. Вероятно, что случится беда. Но не сей же миг! И как часто нежданное случается! Как часто ожидаемое не сбывается! Даже если нам предстоит страданье, что пользы бежать ему навстречу? Когда оно придет, ты сразу начнешь страдать, а покуда рассчитывай на лучшее. Что ты на этом выгадаешь? Время!

Ведь нередко вмешивается нечто такое, из-за чего надвигающаяся беда, как она ни близка, или задерживается в пути, или рассеется, или падет на голову другому. Среди пожара открывалась дорога к бегству, рухнувший дом мягко опускал некоторых на землю, рука, поднесшая к затылку меч, порой отводила его, и жертве удавалось пережить палача. Ведь и злая судьба непостоянна. Может быть, беда случится, а может, и не случится; пока же ее нет, и ты рассчитывай на лучшее.

Иногда, даже когда нет явных признаков, предвещающих недоброе, душа измышляет мнимые, или толкует к худшему слова, которые можно понять двояко, или преувеличивает чью-нибудь обиду и думает не о том, сильно ли обиженный рассержен, а о том, много ли может сделать рассерженный. Но ведь если бояться всего, что может случиться, то незачем нам и жить, и горестям нашим не будет предела. Тут пусть поможет тебе рассудительность, тут собери все душевные силы, чтобы отбросить даже очевидный страх, а не сможешь, так одолей порок пороком умерь страх надеждой. Пусть наверняка придет пугающее нас – еще вернее то, что ожидаемое с ужасом – утихнет, а ожидаемое с надеждой обманет.

Поэтому взвесь надежды и страхи и всякий раз, когда ясного ответа не будет, решай в свою пользу – верь в то, что считаешь для себя лучшим. Но пусть даже страх соберет больше голосов, ты все-таки склоняйся в другую сторону и перестань тревожиться, думая про себя о большинстве людей, которые мечутся в волнении, даже если ничего плохого с ними и не происходит, и не грозит им наверное. Ведь всякий, однажды потеряв покой, готов дать себе волю и не станет поверять испуг действительностью. Никто не скажет:

"Кто это говорит – говорит пустое, он либо сам все выдумал, либо другим поверил". Нет, мы сдаемся переносчикам слухов1 и трепещем перед неизвестным как перед неотвратимым, забывая меру настолько, что малейшее сомнение превращается в ужас.

Но мне стыдно так разговаривать с тобою и подносить тебе такие слабые лекарства. Пусть другие говорят: "Может, это и не случится!" Ты говори: "Что с того, если случится? Посмотрим, кто победит! А может быть, все будет мне на пользу и такая смерть прославит всю мою жизнь. Цикута окончательно сделала Сократа великим. Вырви у Катона2 меч, отстоявший его свободу, – и ты отнимешь у него немалую часть славы".

Впрочем, я слишком долго тебя уговариваю, хотя нужны тебе не уговоры, а лишь напоминанье. Я не увожу тебя прочь от твоей природы, – ты рожден для того, о чем я толкую. Но тем более должен ты умножать и украшать данное тебе благо.

Кончаю это письмо, только припечатаю его своей печатью, то есть поручу ему передать тебе какое-нибудь прекрасное изречение. "Беда глупости еще и в том, что она все время начинает жизнь сначала". Вдумайся сам, Луцилий, лучший из людей, в смысл изречения – и ты поймешь, до чего противно легкомыслие тех, кто ежедневно закладывает основания новой жизни, кто перед кончиной начинает надеяться заново.

Огляди всех поодиночке – и сразу попадутся тебе на глаза старики, что с особым усердием готовятся занимать должности, путешествовать, торговать. Что гнуснее старика, начинающего жизнь сначала? Я не прибавил бы имени того, кем эти слова сказаны, если бы они не были так мало известны и принадлежали бы к тем расхожим изречениям Эпикура, которые я позволил себе и хвалить, и присваивать.

Будь здоров.

*******

Письмо 13

"Быть может я терзаюсь нынче без причины?
Считаю то бедой, что вовсе не беда?"
Задай вопросы ты себе, сними личину,
И соболезнования выбрось без труда.

Нас подозрения и вымысел тревожат
Сильнее, чем сама грядущая беда,
Не безуспешно страх старается умножить,
Что без его подпитки просто ерунда.

Коль предстоит страданье, не беги навстречу,
Придет, начнешь страдать. Но выиграешь время,
Ведь все меняется и очень скоротечно,
Так не тащи заблаговременно то бремя.

И одолей порок, умерь свой страх надеждой,
Да пусть поможет рассудительность тебе,
Предполагай все наилучшее, чем прежде,
Поводья духа натяни в твоей судьбе.

Пусть даже смерть грозит, ты вспомни о Сократе!
Цикута сделала великим же его,
Без драки, крови, поражений нет солдата,
Что победит, прославив воинство свое.

Так победи свой страх беды неотвратимой,
Пренебрегая ею, стань непобедимым.

((()))

Не увеличивай страданья,
Отдав им время ожиданья.

((()))

У каждого свои печаль и беды
Чем больше, тем достойнее победы.